Фредерик, Фредерик, я и я | 19/01/18

it’s sad but it’s the truth –
the world will still turn without you


       Технически я не одна, пока на улице бушует циклон по имени Фредерик. Может быть, тот, кто придумал давать циклонам человеческие имена, был одинок, и ему нравилось окружать себя чем-то антропоморфным. Может, он тоже был одинок – вот, что я имею в виду.

       Ураган не пугает меня так сильно, как следующие пять минут в переходе от выхода из метро и до лестницы. Этот несчастный переход пугает меня до сбитого дыхания и неустойчивого сердцебиения; я слишком хорошо его знаю. Каждый сантиметр, каждый поворот, каждого голубя и каждого уличного музыканта.

       Я прохожу его опустив голову, зная, кого я так боюсь увидеть. Больше всего я боюсь услышать счастливый смех, заметить фрагмент знакомой одежды и плечом к плечу столкнуться с самой собой, семнадцатилетней. Я_не_я бы даже не приглядывалась к неуклюжему незнакомцу, отшатнулась бы в сторону и с высокомерной усмешкой повернулась бы к своим друзьям, чтобы скрыть неловкость. Я_я продолжила бы свой путь в не очень гордом одиночестве, чтобы на последнем повороте обернуться и смотреть себе в спину (никому больше), пока та не скроется из вида окончательно. Я бы потирала воображаемое место ушиба от столкновения с призраком прошлого до физической боли, пытаясь оттереть себя от всех налепившихся на моё семнадцатилетие лет.

       Или, может быть, всё то же самое делала бы ушедшая я, потому что я уже не до конца уверена, кто же из нас призрак.

'декабрь on the road

     Любовь к тебе растворилась во мне, как будто её никогда и не было. Будто бы стала частью меня, стала мной, но перестала существовать в формате хоть какой-то осязаемости. Утонула под снегом, выпавшим в этом году ровно по календарю – в начале декабря.

     Я, конечно, мог знать, что то, что скрыто под снегом, всё равно под ним остаётся и его никак не спрячешь, не впихнёшь себе поглубже в карманы, не оставишь невысказанными тупыми словами в исцарапанном горле.

     Так или иначе, тем не менее, я не чувствовал.

     Как не чувствуешь, что облака из иллюминатора самолёта (я могу даже не называть маршрута, все и так знают) – лишь иллюзия физически твёрдого объекта. В то время я мысленно дотрагивался до облаков, раз за разом выпадал из самолёта и приземлялся на них, оставался лежать, разглядывая землю, где кое-как продолжал существовать второй я.

     Второй я коротко стригся, готовил по сорок оладий на ужин и коллекционировал список замечаний взрослой одинокой жизни.
   
     Замечание первое: когда живёшь один, оказывается, продукты портятся практически мгновенно. До истечения срока годности десятка яиц всего-то один депрессивный эпизод, когда лежишь лицом в подушку неделю, размякший и опухший, и тебе дела нет до содержимого холодильника.

     Замечание второе: выбирая между пойти и не пойти, лучше всегда выбрать второе, чем в десятый раз за месяц обнаружить себя в тесных комнатах, отвернувшимся к стене и сверлящим в ней дырку взглядом.

     Замечание тре… На этом второй я прервался, отвлёкшись на проходившую мимо него проводницу, и совсем потерял мысль. Несмотря на то, что второй я ненавидел выходить из дома, он очень любил сидеть в баре с друзьям и рассказывать всё, что придёт в голову. Но очень часто ничего не приходило, и он раз за разом говорил о тебе, даже когда окружающие рассеянно отводили взгляды в сторону и совсем переставали слушать. И только когда чьё-то сочувственное осуждение тебя вырывало его из калейдоскопа одинаковых историй, он как будто просыпался, встряхивался и удивлённо прислушивался к чужой критике. “Да, вот это тебе не повезло”, “как некрасиво!”, “ты, конечно, достоин лучшего”, и я сидел, хлопая глазами, с трудом соображая, к чему всё это, хмурил брови, пытался вспомнить, что он только что рассказал.

     Второй я не позволял говорить о тебе ничего плохого (а затем и вовсе ничего) и научился мастерству мгновенно менять в таких случаях тему. «Ну а как там у вас дела?» , «нашла психотерапевта?» , «так вы так и не расстались?».

     Это и было третьим замечанием, но он никому его не рассказал, только сам догадался, глядя из окна маршрутки на пролетающие за окном пригородные пейзажи, в которых оставалось всё меньше и меньше снега.


     Приближалась весна; скрывать это с каждым днём было  всё труднее.